Воспоминания о встрече с Окуджавой
Владимир Богатырев:
Была ранняя весна 1972 года – я учился на втором курсе академии художеств им. Репина в Ленинграде. На факультете прошёл слух – Окуджава в Питере! Был ли это концерт или он приехал по своим литературным или киношным делам было неизвестно. Но всем хотелось его увидеть и услышать.
Были у нас два аспиранта – Фил и Бил, которые могли почти всё достать, узнать, организовать – вот они-то и взялись устроить встречу с Булатом Шалвовичем у нас на факультете графики. Как они это сделали - осталось тайной, но однажды под вечер Окуджава как-то вдруг возник в конце высоченного и длиннющего коридора академии невысокий, худощавый, ловко скользящий нам навстречу.
В самой большой мастерской был уже приготовлен трон для поэта – на подиуме для натуры поставлено обшарпанное, но всё ещё впечатляющее кресло дореволюционной работы – так появлялась возможность увидеть его большинству собравшихся. А набилось нас не меньше сотни. Одним из условий его появления было то, что Булат Шалвович не будет петь – за ним здорово тогда приглядывали. Просто «частный визит для встречи с творческой молодёжью». Впрочем, мы подготовились, как смогли – песни Окуджавы были непременными почти и в любом застолье, и на факультетских вечерах, были и свои гитаристы на каждом курсе. Но сначала гостя засыпали вопросами о самом разном: и о стихах, и о жизни, и о творчестве вообще. Он отвечал кратко, но очень ёмко, без воды. Лицо его было живым и выразительным, готовым к улыбке, к юмору, к шутке. А вот глаза жили отдельно – большие, карие, глубоко посаженные смотрели печально и мудро – куда-то во вне... Потом мы начали петь ему его песни – наши любимые – слова знали все. Слушал Булат Шалвович очень внимательно, слегка покачиваясь в такт. А когда наш гитарист Миша выдал сложнейшую аранжировку одной из мелодий (у Миши была музшкола при консерватории по классу гитары), Окуджава, сердечно его нахваливая, сказал: «Ну мне вот так никогда не сыграть!»
В общем, всё было, наверное, как всегда на его творческих вечерах, если бы не то, что всё это время нашего гостя рисовали с полста человек сразу. Видно было неважно, менялись местами, выглядывали друг из-за друга, но работали с упоением. И Булат Шалвович не удержался – попросил гитару и спел нам две песни: «Виноградную косточку» и «Живописцы».
Овации были столь бурными, что с поста прибежал дежурный пожарник – думал, что-то случилось. И он был прав – случилось то, что не забывается на всю жизнь, что продолжает нести в себе волшебную силу таланта, неумирающую теплоту высокой и светлой души огромного и близкого всем нам поэта.
Прощались, как это водится у русских, долго и бестолково. Авторы просили автографы себе на память, а лучшие рисунки складывались в большущий, ещё трофейный, фибровый чемодан, который – теперь понятно зачем – долгие годы путался под ногами в костюмерной.
Проводили поэта, и долго ещё не могли разойтись по домам. С той встречи прошло почти полвека, но до сих пор теплится в глубине души заветная свеча памяти о таком родном, но необыкновенном человеке – Булате Шалвовиче Окуджаве.